Бессмертная птица древа познания - симург. Зороастрийская волшебная птица Симург (А

Фантастическое существо в иранской мифологии, царь всех птиц. Также известно в мифологии тюркоязычных народов Средней Азии и Поволжья .

Миф о Симурге заимствован у персов тюркскими народами Средней Азии, башкирами и татарами . Например, у узбеков она называется Семург , у казахов - каз. Самұрық (Самурык ); у татар - Семруг ; в башкирской мифологии птица называется Самрау .

  • Название романа «Гримус» Салмана Рушди - анаграмма к слову «Симург».
  • В книге В. О. Пелевина «Поколение Пи » обыгрывается тема мифа о Симурге.
  • В 1972 году на киностудии Узбекфильм был снят художественный фильм «Семург».
  • Архитектурный символ Астаны «Байтерек» в казахском языке означает «дерево жизни», то есть является деревом, на котором Симург свила своё гнездо.
  • Симург изображён на гербе одноименного азербайджанского футбольного клуба Симург .
  • Виктория Полевая , «Симург-квинтет» (2000-2010) - произведение для двух скрипок, альта, виолончели и фортепиано (Украина).
  • Симург - название автомобиля с кузовом типа пикап иранской фирмы «Sherkat-Sahami».
  • В серии книг «Таня Гроттер» упоминается «Симорг», как бог - хранитель знаний.
  • В веб-сериале Джона МакКрея «Червь» Симург - одна из [значимость? ] .

См. также

  • Сирин , Алконост , Гамаюн

Напишите отзыв о статье "Симург"

Примечания

Ссылки

Отрывок, характеризующий Симург

В воздухе, на солнце, было тепло, и тепло это с крепительной свежестью утреннего заморозка, еще чувствовавшегося в воздухе, было особенно приятно.
На всем, и на дальних и на ближних предметах, лежал тот волшебно хрустальный блеск, который бывает только в эту пору осени. Вдалеке виднелись Воробьевы горы, с деревнею, церковью и большим белым домом. И оголенные деревья, и песок, и камни, и крыши домов, и зеленый шпиль церкви, и углы дальнего белого дома – все это неестественно отчетливо, тончайшими линиями вырезалось в прозрачном воздухе. Вблизи виднелись знакомые развалины полуобгорелого барского дома, занимаемого французами, с темно зелеными еще кустами сирени, росшими по ограде. И даже этот разваленный и загаженный дом, отталкивающий своим безобразием в пасмурную погоду, теперь, в ярком, неподвижном блеске, казался чем то успокоительно прекрасным.
Французский капрал, по домашнему расстегнутый, в колпаке, с коротенькой трубкой в зубах, вышел из за угла балагана и, дружески подмигнув, подошел к Пьеру.
– Quel soleil, hein, monsieur Kiril? (так звали Пьера все французы). On dirait le printemps. [Каково солнце, а, господин Кирил? Точно весна.] – И капрал прислонился к двери и предложил Пьеру трубку, несмотря на то, что всегда он ее предлагал и всегда Пьер отказывался.
– Si l"on marchait par un temps comme celui la… [В такую бы погоду в поход идти…] – начал он.
Пьер расспросил его, что слышно о выступлении, и капрал рассказал, что почти все войска выступают и что нынче должен быть приказ и о пленных. В балагане, в котором был Пьер, один из солдат, Соколов, был при смерти болен, и Пьер сказал капралу, что надо распорядиться этим солдатом. Капрал сказал, что Пьер может быть спокоен, что на это есть подвижной и постоянный госпитали, и что о больных будет распоряжение, и что вообще все, что только может случиться, все предвидено начальством.
– Et puis, monsieur Kiril, vous n"avez qu"a dire un mot au capitaine, vous savez. Oh, c"est un… qui n"oublie jamais rien. Dites au capitaine quand il fera sa tournee, il fera tout pour vous… [И потом, господин Кирил, вам стоит сказать слово капитану, вы знаете… Это такой… ничего не забывает. Скажите капитану, когда он будет делать обход; он все для вас сделает…]
Капитан, про которого говорил капрал, почасту и подолгу беседовал с Пьером и оказывал ему всякого рода снисхождения.
– Vois tu, St. Thomas, qu"il me disait l"autre jour: Kiril c"est un homme qui a de l"instruction, qui parle francais; c"est un seigneur russe, qui a eu des malheurs, mais c"est un homme. Et il s"y entend le… S"il demande quelque chose, qu"il me dise, il n"y a pas de refus. Quand on a fait ses etudes, voyez vous, on aime l"instruction et les gens comme il faut. C"est pour vous, que je dis cela, monsieur Kiril. Dans l"affaire de l"autre jour si ce n"etait grace a vous, ca aurait fini mal. [Вот, клянусь святым Фомою, он мне говорил однажды: Кирил – это человек образованный, говорит по французски; это русский барин, с которым случилось несчастие, но он человек. Он знает толк… Если ему что нужно, отказа нет. Когда учился кой чему, то любишь просвещение и людей благовоспитанных. Это я про вас говорю, господин Кирил. Намедни, если бы не вы, то худо бы кончилось.]
И, поболтав еще несколько времени, капрал ушел. (Дело, случившееся намедни, о котором упоминал капрал, была драка между пленными и французами, в которой Пьеру удалось усмирить своих товарищей.) Несколько человек пленных слушали разговор Пьера с капралом и тотчас же стали спрашивать, что он сказал. В то время как Пьер рассказывал своим товарищам то, что капрал сказал о выступлении, к двери балагана подошел худощавый, желтый и оборванный французский солдат. Быстрым и робким движением приподняв пальцы ко лбу в знак поклона, он обратился к Пьеру и спросил его, в этом ли балагане солдат Platoche, которому он отдал шить рубаху.
С неделю тому назад французы получили сапожный товар и полотно и роздали шить сапоги и рубахи пленным солдатам.
– Готово, готово, соколик! – сказал Каратаев, выходя с аккуратно сложенной рубахой.
Каратаев, по случаю тепла и для удобства работы, был в одних портках и в черной, как земля, продранной рубашке. Волоса его, как это делают мастеровые, были обвязаны мочалочкой, и круглое лицо его казалось еще круглее и миловиднее.
– Уговорец – делу родной братец. Как сказал к пятнице, так и сделал, – говорил Платон, улыбаясь и развертывая сшитую им рубашку.
Француз беспокойно оглянулся и, как будто преодолев сомнение, быстро скинул мундир и надел рубаху. Под мундиром на французе не было рубахи, а на голое, желтое, худое тело был надет длинный, засаленный, шелковый с цветочками жилет. Француз, видимо, боялся, чтобы пленные, смотревшие на него, не засмеялись, и поспешно сунул голову в рубашку. Никто из пленных не сказал ни слова.
– Вишь, в самый раз, – приговаривал Платон, обдергивая рубаху. Француз, просунув голову и руки, не поднимая глаз, оглядывал на себе рубашку и рассматривал шов.
– Что ж, соколик, ведь это не швальня, и струмента настоящего нет; а сказано: без снасти и вша не убьешь, – говорил Платон, кругло улыбаясь и, видимо, сам радуясь на свою работу. - 9416

Симург - бессмертная птица, гнездящаяся в ветвях Древа Познания. Бертон приравнивает ее к скандинавскому орлу, который, согласно Младшей Эдде, наделен всезнанием и гнездится в ветвях Вселенского Древа, называемого Иггдрасиль.
В «Талаба» (1801) Саути и в «Искушении святого Антония» (1874) Флобера упоминается Симург Анка. Флобер низводит его до положения слуги королевы Белкис и описывает как птицу с оранжевым металлическим оперением, с человеческой головкой, с четырьмя крыльями, ястребиными когтями и огромным павлиньим хвостом. В первоисточниках Симург - особа более важная. Фирдоуси в «Книге о царях», где собраны и переложены в стихи древние иранские легенды, называет его приемным отцом Заля, отца героя его поэмы. Фарид‑ад‑Дин Аттар в XIII веке возвышает его до символа или образа божественности. Это изложено в «Мантик‑аль‑Тайр» («Беседе птиц»). Содержание аллегории, состоящей из примерно четырех с половиной тысяч двустиший, прелюбопытно. Обитающий где‑то далеко царь птиц Симург роняет в центре Китая великолепное перо; птицы, которым постыли раздоры, решают отыскать его. Они знают, что имя царя означает «тридцать птиц», знают, что его дворец находится на Кафе, горе, или горной кольцевидной гряде, окружающей землю. Вначале некоторые птицы выказывают малодушие: соловей ссылается на свою любовь к розе; попугай - на свою красоту, ради которой он должен жить в клетке; куропатка не может расстаться со своими холмами, цапля - с болотами и сова - с развалинами. В конце концов они пускаются в дерзновенное это путешествие; преодолевают семь долин или морей; название предпоследнего из них «Головокружение», последнего - «Уничтожение». Многие паломники дезертируют, другие погибают при перелете. Тридцать же, достигших благодаря своим трудам очищения, опускаются на гору Симурга. Наконец они ее узрели, и тут они понимают, что они‑то и есть «Симург» и что «Симург» - это каждая из них и все они вместе.
Космограф Аль Казвини в своих «Чудесах творения» утверждает, что Симург Анка живет семьсот лет, и когда у него подрастает сын, отец разжигает костер и бросается в огонь. Как отмечает Лейн, это напоминает легенду о Фениксе.

Симург - священная птица зороастризма, один из древнейших символов иранской культуры. Симург является символом бессмертия, свободы духовного от земного, божественности, духовной мощи, победы духа над злом и смертью. Симург - посредник между небесным и земным миром. По древнему зороастрийскому поверью, Симург переносит души праведников в рай. Симург - вестник богов, пророк, вещая птица, предсказывающая будущее и знающая язык небес. Симург учит людей правде, добру и справедливости, приходит им на помощь в трудную минуту, передает древнюю мудрость, залечивает раны, спасает в трудные минуты иранских богатырей, борющихся со злом.

Симург – вещая птица, первоначально встречалась лишь в иранских мифах, но позже ареалом ее обитания стала и тюркская традиция (Симург перелетел туда, возглавляя стаю пери и дэвов).

На новом месте Симург вполне обжился, о чем свидетельствует, например, факт присутствия его в узбекских дастанах. В сказочных дастанах Симург – положительный образ: гигантская птица, как правило, помогает герою, оказывая ему транспортные услуги, – например, переносит к родным. В классической тюркской лирике образ Симурга несет уже иную смысловую нагрузку, – таинственная птица проживает на горе Каф – горной цепи, по краю опоясывающей землю и поддерживающей небеса, - то есть обитает на самом краю света.

Симург – фантом, его никому не дано увидеть. На языке поэзии выражение «увидеть Симурга» означает - осуществить несбыточную мечту. Этот образ получил дальнейшее развитие и несколько иную трактовку в суфийской литературе. В «Беседе птиц», знаменитой поэме персидского поэта Фаридиддина Аттара, Симург – это аллегорическое выражение подлинного знания, символ тождества творца и творения. Алишер Навои изложил свой вариант этой поэмы на тюркском языке, назвав ее «Язык птиц».

В поэме Навои птицы отправляются на поиски мудрого шаха Симурга, дабы он спас их от страданий жизни. Миновав семь долин (семь ступеней на пути совершенствования), пройдя множество испытаний, птицы в финале странствия достигают пышных садов единения - обители Симурга - где в каждой розе, словно в зеркале, видят собственное отражение.

Птицам открывается, что шах Симург – это они, тридцать птиц (из огромной стаи лишь тридцать достигли цели). Слово «си» по-персидски – тридцать, «мург» – птица.

Симург и его подданные едины:

Тот, кто был вознесен к единению разом,
Тайн единого Бога достиг его разум.
Блеск лучей единенья даст свет его взгляду,
Меж “тобою” и “мною” разрушит преграду.
(Навои, «Язык птиц»)

Воплощая столь абстрактные идеи, Симург, тем не менее, не лишен вполне материального оперения: в поэме «Язык птиц» рассказывается, как, пролетая над Китаем, он обронил перо необычайной расцветки - сверкающее столь ярко, что весь Китай (в поэме – город) оделся сиянием. С этого дня все китайское население обрело пристрастие к занятию живописью. Самым виртуозным живописцем стал Мани, легендарный основатель манихейства (религии, сочетающей черты зороастризма и христианства), – в классической восточной поэзии Мани – образ гениального художника.

Таким образом, Симург, в дополнение к трем вышеозначенным ипостасям, может служить и символом искусства.

Персидский Симург, подобие сокола с головой льва или собаки, внешне напоминает Семаргла (древнерусское языческое божество, похожее на крылатого пса), но, если говорить о роли этой птицы в мифах, культуре и литературе Ирана, скорее аналогично волшебной Жар-Птице.

Правда, в некоторых русских сказках упоминаются сады, в которых летает множество жар-птиц, а вот Симург у персов - единственная в своем роде птица, существовавшая с самого начала времен, мудрая и способная провидеть будущее. Жар-Птица, как считалось, живет в райском краю славян - Ирие, Симург же вьет свое гнездо на вершине горы Эльбурс. Как и Жар-Птица, Симург - женского рода (что немного странно для русского уха, которое смущает согласная буква на конце слова).

О современной важности птицы Симург говорит тот факт, что она стала символом ежегодного международного кинофестиваля «Фаджр» в Тегеране. Главной кинопремией этого престижного конкурса является «Хрустальный Симург». Голова Симург (у птицы есть еще одно название - «Хома») является символом иранской авиакомпании Iran Air.

Особую значимость мифической птице Симург в персидской культуре в свое время придал Фирдоуси в знаменитом эпосе «Шахнаме». И этот эпизод поэмы остается одним из самых известных.

У персидского царя Сама родился сын - Заль. Мальчик оказался альбиносом, и царь испугался, приняв его за порождение демонов. Поэтому он бросил сына на склонах горы Эльбурс. Добросердечная птица Симург, жившая на вершине Эльбурса, услышала плач мальчика. Она нашла его и сама его вырастила.

Заль рос мудрым и умелым - ведь своими знаниями с ним делилась сама бессмертная Симург, видевшая и слышавшая все с начала времен и смотрящая в будущее. Все же, когда Заль вырос, он решил вернуться в мир людей. Симург была очень опечалена. И дала ему с собой три своих волшебных пера, сказав, что, если она ему понадобится, Залю достаточно будет поджечь одно из перьев и она тут же явится перед ним.

Отсюда в персидском языке появилось расхожее выражение «словно мы его перо подожгли» - так говорят о внезапно появившемся человеке, о котором только что шел разговор.Принц Заль вернулся в царство отца, и тут же влюбился в прекрасную Рудабе - принцессу Кабулистана, который тогда был частью персидских владений.

У них с Залем родился сын - герой Рустам, знаменитый своей силой и умом. Младенец уже при рождении был так тяжел и могуч, что роды затянулись, и Заль испугался, что потеряет жену и сына. Тогда он поджег перо птицы Симург и та тотчас же явилась перед ним. И научила Заля, как сделать жене кесарево сечение, чтобы их сын смог, наконец, появиться на свет. И по сей день эту операцию по-персидски называют «рождение Рустама» («ростам-заи»). Стоит упомянуть, что Рустам до сих пор считается символом силы, благородства и ума, и когда иранцы хотят похвалить красивого, крепко сложенного юношу, то называют его «Рустамом».

Второе перо птицы Симург Заль использовал во время битвы со своим врагом Эсфандияром. А третье так и не было использовано.

Разумеется, приведенный в «Шахнаме» миф о птице Симург - лишь один из множества. В связи с ней следует также упомянуть знаменитую философскую эпическую поэму суфийского мыслителя Аттара. По сюжету птицы устраивают собрание, на котором должны решить, кто будет их царём.

Они решают отыскать легендарную птицу Симург, чтобы предложить ей этот титул. Группа из тридцати птиц, каждая из которых символизирует собой тот или иной порок, мешающий человеку достичь просветления, отправляется на поиски жилища Симург и для этого должна преодолеть семь долин (семь чувств, которые, согласно суфиям, человек должен преодолеть в себе для познания природы Бога). Поэма заканчивается тем, что они находят это жилище, которым оказывается большое озеро; посмотрев в воды озера, птицы видят в нём лишь свои собственные отражения.

Многое здесь строится на игре слов: «Симург», название легендарной птицы из иранской мифологии, созвучно с персидским «си морг», что означает «тридцать птиц». Концовка поэмы связана с суфийским учением: Бог, согласно суфизму, существует не в виде некой внешней субстанции или отдельно от Вселенной, а отражается в совокупности всего существующего.

Андрей Бертельс


Образ птицы Симург в зороастрийской мифологии.
Часть II.

Традиция изображения Симурга
до распространения и утверждения ислама

Рассуждая о том, как воплощался словесный, мысленный духовный образ Симурга в изображениях, К.В. Тревер совершенно справедливо замечает:
«Задача воплощения облика существа, соединяющего в себе... черты птицы и собаки или... птицы и льва, естественно, может идти совершенно различными путями.
Из соединения образа млекопитающего и птицы с равным успехом может получиться и Сенмурв , как он воплощен в искусстве Ирана, и грифон , так часто воспринимаемый как монополия античного искусства
» .

Как известно, при локализировании и датировке предметов, на которых изображено фантастическое существо, принимаемое обычно за Сенмурва-Симурга, возникают трудности.
Поколения археологов и искусствоведов трудились над этим, и капитальные труды В.Г. Луконина, К.В. Тревер , П. Харпер подводят итоги их усилиям.

Самым ранним известным зримым образом Сенмурва К.В. Тревер считает все же изображение на золотой чеканной обкладке ножен меча, происходящей из скифского кургана, датируемой, как она полагает, VI в. до н.э.
На ней изображена фантастическая "птица" в стремительном полете, с распущенным хвостом, с загнутым сильным клювом хищника, в котором она держит голову большой змеи, обвившейся вокруг птицы" .
Вытянутые вперед, как в прыжке, львиные лапы, выпяченная грудь, поднятые вверх крылья, распущенный птичий хвост — все это дает основания К.В. Тревер определить изображение как «протому грифона с птичьим хвостом» и счесть данного Сенмурва носителем благодетельной функции змееборца, сходного с индийской Гарудой (см. рис. 1).


Рис. 1. Золотая накладка ножек меча из скифского кургана.
Ок. V в. до н.э. (прорисовка).
На золотой чеканной пластине, также из скифского кургана (V в. до н.э.), тоже опубликованной К.В. Тревер, изображено похожее на описанное крылатое летящее фантастическое существо, но с головой не орла, а хищного зверя (собаки?), с яростно оскаленными зубами.
Эти изображениями ограничивается группа зримых образов Сенмурва ахеменидского периода в "справке о Сенмурве" К.В. Тревер, далеко не исчерпывающей, по признанию автора, доступный материал .

Уже в этот период, как считает К.В. Тревер, складываются традиции изображения Сенмурва с птичьей головой и Сенмурва с головой хищного зверя.

Особый интерес по богатству материала представляет сасанидский период (III-VII вв. н.э.), эпоха кодификации Авесты, сложения содержания записанных позднее зороастрийских книг ("Бундахишна", "Дадестан е менок е храт", "Затспрам"), из которых мы заимствовали старейшие словесные описания Сенмурва.

Помимо не складывающихся в единую картину (очевидно, ввиду по меньшей мере двойственности образа) словесных описаний Сенмурва от этой эпохи дошли до нас многочисленные изображения чудесной птицы на каменных рельефах, металлических сосудах, драгоценных тканях.


Two Sasanian vessels depicting Senmurv (Silver & Golden)
http://bastan84.blogfa.com/post-105.aspx

Следует отметить, что традиция изображений фантастических существ с чертами птиц, рыб, зверей, столь богатая во всем Древнем мире (Ассирия, Вавилон, Древний Египет, античный мир, которых мы здесь не касаемся), была таковой и в сасанидскую эпоху и не ограничивалась только Сенмурвом.
Особенно поражает отмеченное К.В. Тревер изображение схожей с Сенмурвом птицы, но... с головой верблюда (на серебряном кувшине сасанидской эпохи) .

Если вспомнить о том, что филологи упорно ищут в имени "Заратуштра" следы слова "верблюд" (XII, с. 182-183) — Заратуштра — "Тот, кто может вести верблюдов (по пустыне?) " или "Тот, кто умеет обращаться с верблюдами ", то изображение летящего ревущего верблюда с крыльями может иметь глубокий сакральный смысл.

Возможно, проливает свет на смысл подобных изображений миниатюра XV в., где Сенмурв (собака с крыльями и рыбьим хвостом) дает очертания созвездия Кита .

Как видно на многочисленных воспроизведениях, в эту эпоху (очевидно, III в. н.э. и вплоть до IХ-Х вв.) складывается несколько канонов изображения Сенмурва (если всё это действительно Сенмурв!).

К.В. Тревер, в соответствии с яфетическими мысленными ассоциациями тех лет, сосредоточивает внимание на изображениях летящей птицы с павлиньим хвостом, головой хищного животного (собаки? гиены?), покрытой рыбьей чешуей , что соответствует, казалось бы, словесному описанию Сенмурва "о трёх природах " (= стихиях — воздушной, водной и земляной) .
Согласно этому канону выполнено и выделенное К.В. Тревер в особую группу, необыкновенно тонко исполненное, эстетически самое совершенное из известных изображение Сенмурва на большом серебряном блюде, хранящемся в Эрмитаже (см. ил. 1).
В самое подробное, недавно опубликованное описание всего сасанидского серебра, которое находится в Эрмитаже, это блюдо, по неизвестным нам причинам, не включено (см. XIV, с. 107-120).

Трудно интерпретировать сегодня это изображение, относящееся к совсем иному духовному миру, чем наш. Приведем такое, весьма, на наш взгляд, характерное и показывающее "дистанцию между культурами" замечание одного современного нам американского зоолога, которому показали иранскую миниатюру XVII в., изображающую множество птиц: "Они не были нарисованы орнитологом" .
Фантастическое существо, заключенное к тому же в круглый медальон, что создавало дополнительные трудности, чеканил и гравировал явно не зоолог XX в.

Возьмем на себя смелость интерпретировать изображение несколько иначе, чем это сделала К.В. Тревер.

По бокам оскаленной пасти яростно несущегося в прыжке-полете чудовища свисают пучки шерсти, как у гиены.
Голова посажена на длинную, похожую на конскую шею, покрытую сверху гривой и снизу явно рыбьей чешуей, выдается вперед, как у орла-Сенмурва ахеменидской эпохи (см. ил. 1), лапы с когтями могут быть отнесены к гиене, гепарду.
На плече, у основания поднятого мощным взмахом крыла, характерный для всего сасанидского канона изображений Симурга медальон, здесь — круглый, на других подобных изображениях — обычно сердцевидный, значение которого непонятно.
Задних лап у чудовища нет.
Туловище оканчивается рыбьим хвостом, покрытым у основания чешуей, похожим на изображаемые сходно в наше время хвосты русалок.
Однако там, где должен был бы помещаться хвостовой плавник рыбы, струятся вверх двенадцать перьев, с остями, не похожих на павлиньи (обычные в каноне) и на "перистые, пышные хвостовые плавники некоторых морских рыб" .

При всем «зоологическом абсурде» это изображение фантастического существа воспринимается с какой-то жуткой убедительностью. Охваченное инфернальной злобой, оскалив пасть, вытаращив глаза, вытянув вперед лапы, выпустив когти, оно устремилось за добычей.
Всё это мало сочетается с образом благого Сенмурва, восседающего на «Древе всех семян» зороастрийских текстов.
Можно вспомнить, что на зороастрийских «башнях молчания», дахмах, гиены и грифы-стервятники очищали от плоти скелеты <...> .

Но каково же тогда было назначение богатого серебряного блюда, украшенного изображением такой гиены-грифа?

Следует, однако, отметить, что данное изображение стоит особняком и охарактеризовано как до известной степени "свободная композиция художника-металлиста" , несколько выходящая за рамки канона, представленного множеством сходных изображений.

Left: Senmurvs as pattern on the caftan of a Sasanian king, Taq-e Bustan, Great Ivan (left wall)
Right: Senmurv in medaillon on the clothes of the heavy-armoured rider, Taq-e Bustan, Geat Ivan.
«Стандартных» Сенмурвов, изображенных на сасанидском серебре, К.В. Тревер считает перенесенными на металл с богатых сасанидских тканей (фрагменты которых чудом уцелели в музеях) и этим объясняет их «застылость и сухость».

Точнее всего датированы (610-626) изображения Сенмурва на тканях, изображенных на изваяниях Сасанида Хосрова Парвиза (591-628) в большой пещере Так-и-Бустан в Северо-Западном Иране. Каменные изваяния передают «с большой точностью не только покрой платья, но и рисунок ткани, на которой платье сшито» (III, с. 45; см. рис. 3).


Рис. 3. Деталь узора одежды Хосрова Парвиза
(рельеф в Так-и Бустан. VII в. н.э.) (прорисовка).

Сомнений нет, одеяния Хосрова Парвиза были украшены изображениями летящего разъяренного чудовища с оскаленной пастью, вытянутыми лапами, выпущенными когтями и пышным павлиньим хвостом.
Они ясно видны на изваянии Хосрова II Парвиза, стоящего в лодке с натянутым луком в руках: четыре Сенмурва видны на полах его кафтана, два — на груди.

Опубликовавший фотографию рельефа Э. Херцфельд считает подобные изображения, встречающиеся и на монетах Хосрова II, «своего рода грифонами» и гербом этого шаха.
Он воспроизводит прорисовку с реверса монеты, на которой изображено лицо Хосрова, почти идентичную прорисовкам с кафтана рельефа Так-и-Бустан .


Рис. 4. Фрагмент зелёной с жёлтым узором шелковой ткани.
Иран, V-VIII вв. н.э. (прорисовка). Лондон, музей Виктории и Альберта.

Весьма сходное изображение можно видеть на сохранившихся фрагментах подлинных сасанидских тканей (III, с. 47; см. рис. 4), хранящихся в музее Виктории и Альберта в Лондоне, в Музее декоративного искусства в Париже (обрывки той же темно-зеленой с желтым шелковой ткани), в Staatliche Museum в Берлине, в музее Барджелло во Флоренции и в других музеях (III, с. 47, 53, сн. 44 и 45]; названия музеев даны в редакции К.В. Тревер 1937 г.) .

Тканные изображения Сенмурва, разумеется, значительно стираны, некоторым их деталям придан характер орнамента (они исполнены желтыми нитками на зеленом, красном или синем фоне), однако сопоставления с рельефами, видыми на камне и металле , дают возможность одинаково "прочитать" их и отнести к одному канону.


1. Sasanian Glass-work and Depiction of Senmurv
2. Depiction of Senmurv on Sasanian Textile
К.В. Тревер приводит многочисленные примеры изображений Сенмурва, чисто декоративных, на самых различных предметах, христианских фресках (в церкви Св. Тиграна Оненца 1215 г. в Ани — III, с. 56), каменном рельефе сельджукской эпохи в Конии, рельефе в Стамбуле , на печатях сасанидской эпохи .

К.В. Тревер сопоставляет Сенмурва с «Семарглом», «Семурглом» славянского пантеона, упомянутым в Лаврентьевской и Ипатьевской летописях .
Но это уже совсем особая тема, выходящая за рамки изучения искусства Ирана.

Изображение Симаргла с браслетов XII-XIII вв.
(Рыбаков Б.А. «Язычество древних славян» М.:"Наука" 1981)

Символы крылатой духовной сущности, «крылатой души» в Авесте.

Как видно из приведенных сообщений зороастрийских источников о чудесной роли Симурга в мироздании, эта роль, согласно им, очень велика. Симург оплодотворяет землю, благодаря ему растут ветви небесного (мирового) древа .

Символ «птицы Симург» в Авесте и связанных с ней среднеперсидских текстах заслуживает специального исследования. Ясно одно, что в героическом «Шах-наме» и мистическом эпосе «Мантик ат-тайр» «проросли смыслами» лишь отдельные части общего древнего символа, «архетипа» (ср. XIX), содержавшегося в дозороастрийской и зороастрийской традиции.

Х. Риттер полагает, что высшего развития символ Симурга как «исчезновение всех птиц в Симурге» получил в «Мантик ат-тайр» Аттара, развитом мистическом эпосе, где аннигиляция (фана") наступает через глубокое сознание вины, раскаяние и обретение вечности (бака") .

Симург обретает у Аттара черты Абсолюта, ибо «всё, что ты видишь, есть лишь тень его» .

На развитии образа Симурга как подобия архангела и символа Абсолюта мы остановимся подробнее далее, а сейчас назовем еще несколько «птиц-ангелов» Авесты и зороастрийской традиции. Очевидно, сливаясь в авестийской традиции, разные более древние традиции приносили свои, иногда сходные символы, обретавшие разные функции в лоне зороастризма .

Так, например, «Бундахишн», комментируя Авесту, говорит подробно о чудесной птице Каршиптар .
Она обладает даром речи, она — духовный владыка всех птиц, она принесла религию Ахура Мазды в сокрытый праведный град (вар) Йимы, праведного царя (XXI, с. 222, примеч. 336]; ср. ).

Две другие птицы, упоминаемые в Авесте, Амру и Чамру — Е.Э. Бертельс сближает с Сирином и Алконостом древнерусских сказаний, угадывая здесь какой-то вид архетипа, или Urphänomen Гёте.

Другая авестийская чудесная птица, Пародарш («»Видящая вперед"), отгоняет своим криком дьяволицу сна и лени Бушьянсту, обвивающую мягкими гибкими руками шею спящего. Птица Пародарш охраняет дом каждого праведного зороастрийца.
Е.Э. Бертельс сближает эту мифическую птицу с домашним петухом и напоминает, что и по древнерусским поверьям черти боятся петушиного крика и, заслышав его, проваливаются в преисподнюю.

«Мину-йи хирад» называет еще чудесную птицу Чинамрош , которая находится «недалеко от гнезда Симурга».
«Дело» её состоит в том, что она подбирает те семена, которые сыплются с чудесного Дерева, отдаляющего горе. Подобрав семена, она относит их туда, где бессмертный язат Тиштрия (Тиштар, Тир, Сириус) берет воду, и рассыпает их там .
В «Бундахишне» о птице Чинамрош сказано, что когда каждые три года множество не-иранцев собирается на горе Альбурз, чтобы причинить вред иранцам, язат Бурз посылает на ту гору птицу Чинамрош, и та птица всех не-иранцев склевывает, как зерна (по IX, с. 144-145).

Итак,
птицы — духи — крылатые духи — ангелы Авесты и зороастрийской традиции оплодотворяют земли праведного народа и охраняют их от врагов.

А. Корбен провел подробное сопоставление чудесных птиц Авесты с христианскими Архангелами, Херувимами, Ангелами, Силами, Престолами и даже Духом Святым, изображаемым на иконах тоже с крыльями, и постарался расшифровать, какие духовные идеи связаны со словесной и живописной иконографией разных религий (см. XXI, с. 270, указатели: Amahraspand, Ange, angelologie, Esprit-Saint (Ruh al-Quds), Archange Gabriel, Intelligence Agente (Aql-I Fa""al, poeticos nūs)).

Несомненно одно, что все эти образы, словесные и изображенные, прошли через манихейскую традицию, о которой мы мало знаем, и через обращенных в христианство манихеев, на фоне архетипического сходства, образовали "созвездия", которые мы распознаем подчас и в русской сказке.

Bowl with Hare and Flying Simurghs (Poenixes)
Sultanabad (today Arak); Iran, 14th century; Ceramic
см.: http://bharatkalyan97.blogspot.com/2011/11/syena-orthography.html
https://groups.yahoo.com/neo/groups/IndiaArchaeology/conversations/messages/13408

Примечания

Эта работа К. В. Тревер была ранее опубликована в 1933 г. См. XXIII.
Веретрагна — один из небесных язата — "достойных почитания", он — символ победы.
Упоминание о "зубах, как у собаки" Симурга подтверждает мнение К. В. Тревер о том, что именно Симурга изображали как "собакоптицу", согласно традиции.
В кратком описании "Древа всех семян" иранского "Бундахишна", аналогичном приведенному выше по "Мину-йи хирад" описанию, птица Сен таже названа. Она прилетает каждый год, смешивает семена с водой и дает рассыпать их Сириусу .
К. В. Тревер не сомневалась в том, что на золотой накладке к ножнам изображен Симург. Следует отметить, что на данном изображении птица пожирает змею. В Яште 14,40, приведенном выше, змею побеждает не Симург, а Веретрагна. Возможно, он и изображен на ахеменидской пластине?
Т. Н. Пахалина отрицает эту этимологию .
Она отказывается от ставшего в иранистике традиционным рассечения "Зарат-уштра" и переводит имя основателя зороастризма "Хранитель огня", что представляется гораздо более правдоподобным. Однако в сасанидскую эпоху могла возникнуть паронимическая аттракция, вторичная искусственная этимология, что побудило безвестного художника изобразить "священного крылатого верблюда".
Как мы видели, в "Бундахишне" "три натуры" Сенмурва — это натуры собаки, птицы и мускусной крысы. О рыбах (водная стихия) там речи нет.
В работе, опубликованной спустя 40 лет в связи с находкой на Кавказе целого кафтана сасанидской эпохи, сшитого из ткани, украшенной изображениями Симурга, А. Иерусалимская перечисляет все известные по каталогам музеев мира фрагменты аналогичных шелковых тканей (зеленых, красных и синих с желтым рисунком).
См. . Различные изображения Симурга в иранском искусстве см. в вводной работе А. У. Поупа .
Воплощения зрительного образа Симурга-Сенмурва на Сасанидском металле — см. ил.
В указанной статье изложены все теории архетипа от Филона Александрийского до К. Юнга и М. Элиаде. Мы употребляем это слово метафорически, а не как термин какой-либо научной школы.


Senmurv on the tomb of Abbess Theodote, Pavia early 8th c
https://www.flickr.com/photos/27305838@N04/4830444236/
NB! Simurgh (Persian: سیمرغ) is also known as Angha (Persian: عنقا)
Through cultural assimilation the Simurgh was introduced to the Arabic-speaking world,
where the concept was conflated with other Arabic mythical birds such as the Ghoghnus ,
a bird having some mythical relation with the date palm,
and further developed as the Rukh (the origin of the English word "Roc")

Библиография

I. Марр Н. Я. Japhetica I. φaqond — осетинских сказок и яфетический термин φasqund — "маг", "вестник", "вещая птица". — Известия Российской Академии наук. 1918, №18, с. 2069-2100.
II. Weiker G. Der Seelen-vogel in der alten Litteratur und Kunst. Eine mythologisch-archeologische Untersuchung. Lpz., 1902.
III. Тревер К. В. Сэнмурв-Паскудж, собака-птица. Л., 1937.
IV. Мухаммад Му"ин. Фарханг-и фарси (мутавассит). Джилдха-йи I-VI. Тихран, 1342-1352 с.х. (1963-1973).
V. Molé M. Culte, mythe etcosmologie dans l"Iran ancient. Le probléme et la tradition masdéene. P., 1963.
VI. Бойс М. Зороастрийцы. Верования и обычаи. М., 1977.
VII. Avesta, die heiligen Bücher der Parsen, übersetzt... von Fritz Wolff. Strassburg, 1910 (reprint — B., 1960).
VIII. Christensen A. Essai sur la demponologie Iranienne. Copenhagen, 1941 (пер. на перс. яз. — Тебриз, 1977; ссылки даны на страницы перевода).
IX. Мину-йи хирад. Тарджума-йи Ахмад Тафаззули. Тихран, 1354 с.х. (1976).
X. Zand-Akasih. Iranian or greater Bundahishn. Transliteration and Translation in English by B. T. Anklesaria. Bombay, 1957.
XI. Boyce M. History of Zoroastrianism. — Handbuch der Orientalistik. 8. Bd., 1. Absch., Lief. 2, H. 2 A. Leiden — Köln, 1975.
XII. Harper P. O. The Senmurv. — The Metropolitan Museum of Art Bulletin. 1961. November.
XIII. Луконин В. Г., Тревер К. В. Сасанидское серебро. М., 1987.
XIV. Harper P. O. Silver vessels of the Sasanian period. T. I. Royal Imagery. N.Y., 1981.
XV. Тревер К. В., Орбели И. А. Сасанидский металл. М. — Л., 1935.
XVI. Baer E. Sphinxes and Harpies in Medieval Islamic Art. An Iconographical Study. Jerusalem, 1965.
XVII. Grube E. J. The Seventeenth-Century Miniatures. "The Language of the Birds". — The Metropolitan Museum of Art Bulletin. 1967. May.
XVIII. Herzfeld E. Iran in the Ancient East. Archaeological Studies presented in the Lowell Lectures at Boston. L. — N.Y., 1941.
XIX. Moon B. Archetypes. — The Encyclopedia of Religion. T. I. N.Y. — L., 1987.
XX. Ritter H. Das Meer der Seele. Mensch, Welt und Gott in der Geschichten des Fariduddin Attar. Leiden, 1955.
XXI. Corbin H. Avicenne et le récit visionaire. 2. Etude sur le cycle des récits Avicenniens. 3. Notes et glosses de la traduction du récit de Hayy ibn Yaqzan. Teheran, 1954.
XXII. Бертельс Е. Э. История персидско-таджикской литературы. Избранные труды. [Т. I]. М., 1960.
XXIII. Тревер К. В. Сэнмурв-Паскудж, собака-птица. — Из истории докапиталистических формаций. Сборник статей к сорокапятилетию научной деятельности Н. Я. Мара. М. — Л., 1933, с. 293-328.
XXIV. Pakhalina T. N. On the etymology of the Avestan name Zarathushtra and some of its epithets. Moscow, 1986.
XXV. Jeroussalimskaja A. Le cafetan aux Simourghs du tombeau de Mochtchevaya balka (Caucase Septentrional). — Studia Iranica. Leiden, 1978, t. 7, fasc. 2.
XXVI. Pope A. U. A survey of Persian Art from prehistoric times to the Present. Index Volume. Oxf. — L., 1958.

Андрей Бертельс. Образ птицы Симург в зороастрийской мифологии

Исполинская вещая птица древнеиранских мифов, тюркских народов Средней Азии и башкир, царь птиц, Симург изображался фантастическим крылатым существом с головой и лапами пса, покрытым рыбьей чешуей, что показывало его власть на земле, в воздухе и в воде.

Его яркое оперение затмевало блеск перьев фазана и павлина. Симурга наделяли способностью исцелять, иногда он выступал орудием судьбы и ему приписывали бессмертие. Он был свидетелем троекратной гибели мира и знал все обо всех временах, прошлых и грядущих.


Симург был приемным отцом Заля, которого он младенцем нашел в пустыне и вскормил в своем гнезде, а потом давал пророчества его сыну Рустаму — знаменитому герою иранского эпоса. Симург велик и могуч — здесь просматривается аналогия с гигантской птицей Рух и божественной птицей древнеиндийских мифов Гарудой.

Подобно мифическому Фениксу и волшебной птице мусульман Анке Симург живет от 700 до 2000 лет. Дождавшись же, когда у него подрастет птенец, он бросается в пламя и сжигает себя на погребальном костре. В период существования арийской общности и после обособления иранцев Симург мыслился как гигантский мифологический орёл.


Однако не позднее середины I тыс. до н.э. у части иранцев складывается представление о Симурге как существе полиморфном, обликом подобном летучей мыши. Считалось, что Симург выглядит как огромный сокол с женской грудью или как хищная птица с чертами льва или собаки.

В «Шахнаме» Фирдоуси Симург выступает как охранитель рода эпических героев Сама — Заля — Рустама.

Признано, что отразившийся в «Шахнаме» цикл сказаний-былин об этих эпических персонажах сложился в среде близкородственных европейским скифам и сармато-аланам азиатских сакских племен — восточноиранских по языку.

Это дает основания полагать, что Семаргл (Симаргл) у скифов и сармато-алан, как и Симург в сказаниях саков, мог считаться покровителем отдельных людей и их коллективов (родов, племен), что и стало причиной значимости его почитания какой-то частью этой группы восточных иранцев. Исходя из функции благого покровителя, Симург был династийным символом Сасанидов.

В зороастрийских текстах говорится, что Симург сидит под Мировым Древом, на котором произрастают все семена мира, и взмахами крыльев рассыпает эти семена, которые дождь и ветер разносит по всему свету.

По одним источникам, он обладал двумя натурами — хорошей и дурной, по другим было два Симурга — благой и демонический.

Симург — популярный персонаж в изобразительном искусстве. На войлочном ковре из курганов Пазырыка (V—III вв. до н.э.) изображена схватка Симурга с существом, похожим на сфинкса. Классическим считается изображение Симурга на золотом сосуде из Копенского чаатаса (VIII в.). Сохранилось множество изображений Симурга на цветных изразцах и миниатюрах XIII—XIV вв.

На сабельных клинках той же эпохи часто воспроизводилась схватка Симурга с драконом. На миниатюре из рукописи 1493 г. со списком поэмы Аттара «Беседа птиц» изображён Симург, посрамляющий расцветкой оперения павлина и фазана.

После воцарения династии Сефевидов изображение Симурга стало эмблемой Ирана наряду с его государственным гербом. В авестийских мифах действует также сэнмурв — фантастическое существо с головой и лапами пса, с крыльями и в рыбьей чешуе.


На Руси был один неясный мифический персонаж, напрашивающийся в родственники к Симургу — некий Симаргл (Семаргл). Это древнерусское языческое божество с неяпонятными функциями, входившее в пантеон князя Владимира.

По мнению большинства учёных — полубожественный персонаж, возможно — вестник между небесным и земным мирами (как, кстати, и его предполагаемый иранский прообраз). По Б.А. Рыбакову — покровитель семян и корней, охранитель растительности.

В 1933 г. К.В. Тревер высказала предположение, что это божество было заимствовано из иранской мифологии.


Однако в конце 90-х гг. XX в. эту концепцию подверг критике М.А. Васильев. Он находит в ней целый ряд слабых моментов. Во-первых, он считает не доказанным проникновение иранского образа крылатой собаки не только на Русь, но и на окраину иранского мира, где он — теоретически — мог быть русичами заимствован.

Во-вторых, даже если этот образ и был каким-то образом воспринят, не имеется свидетельств существования у славян такого мифологического персонажа как крылатая собака. В тех изображениях, где Б.А. Рыбаков находил крылатых собак, Васильев видит либо изображения драконов романского типа, либо изображения смешанных существ.

Симаргл как славянское божество в виде крылатого пса в фантазии художника

И.Е. Забелин полагал, что Сим и Регл слова ассирийские, обозначают поклонение огню. Эти божества заимствованы русскими от обитателей Киммерийского Боспора и южного Черноморья. Сим и Регл известны по древнегреческой надписи Понтийской царицы Комосарии (II или III в. до н.э.), открытой в древней Тмутаракани, на Таманском полуострове.

Но Б.А. Рыбаков настаивал, что Симаргл имел внешний облик «собако-птицы» или, может быть, грифона. Действительно, крылатые псы в окружении растительного орнамента — очень распространённый сюжет русского прикладного искусства XI—XII вв. Археологи находят браслеты, подвески, имеющие форму крылатой собаки; даже на воротах одного из суздальских храмов вырезаны эти мифические существа!

Часть суздальских ворот с львом и грифоном (вверху них симарглы)

Симаргл на барельефе Борисоглебского Собора в Чернигове

Изображение Симаргла в окружении растительности, видимо, каким-то образом связано с его основной функцией. Можно сказать, что Симаргл почитался нашими предками как божество растительности и изображался в виде «собако-птицы» или «крылатого пса», то есть выглядел как посредник между небом и землёй.

Таким образом, можно сопоставить его с индийским Агни и допустить, что у Симаргла были более «высокие функции», так как основная функция Агни — это как раз посредничество между людьми и богами.В дальнейшем имя Симаргла, по мнению ряда исследователей, заменилось другим именем.

Об этом пишет академик Б. А. Рыбаков: «Позднее архаичного Симаргла стали называть Переплутом. Он был связан с корнями растений. Культ Симаргла-Переплута тесно связан с русалиями, празднествами в честь вил-русалок. Русалки, или вилы, изображавшиеся в виде сирен, красивых крылатых птиц-дев, являлись божествами орошения полей дождями или влажными утренними туманами.

Вполне возможно, что образ Симурга пришел на Русь с хазарами.